Стихи бродского на английском с переводом, Почему американцы не оценили английские стихи Бродского
Это сложно объяснить. Однако изумлял он своих английских собеседников способностью цитировать по памяти английские стихи. Одним словом, к определению Бродского можно было бы добавить «англоязычный эссеист», но зачем — в конце концов, троичная форма наиболее устойчива… — Говорят, что поэзию Бродского англоязычные читатели не особо тепло принимали.
Бродский бочком проходит обратно к столу, в руке — дымящийся стаканчик. Отпив кофе, он снимает плащ и плюхается на стул.
Бродский вздыхает. Он похож на монаха времен Возрождения, сбежавшего из кельи. И вот, новая жизнь в Америке — человек, не закончивший школу в Союзе, теперь работает профессором в США, и колледжи бьются за его кандидатуру. Мне удалось побывать на его нью-йоркских лекциях. Иосиф Бродский — не педагог, он лучше. Сами студенты не всегда понимают, как к нему относиться. Это смутило студентов.
Многие приняли великодушие преподавателя в штыки. Было видно, что студенты не очень понимают, как воспринимать иронию поэта и его злость. Он часто обвиняет американских студентов в том, что они ленивы, медлительны и совершенно не знают истории. Потом, смягчаясь, говорит: «Вы ничего не знаете, но и я ничего не знаю. Некоторые студенты возмущены таким подходом, но есть и те, кто понимает: занятия с Бродским — это больше, чем просто занятия, он не просто преподаватель.
Иногда, читая Пастернака или Ахматову, он забывает себя, забывает, что вокруг него студенты, он становится стихотворением, растворяется в нем. Вам понравилось? Правда, оно прекрасно? Наверное, имеет смысл… Да, я попробую…» Он вопросительно смотрит на свою группу. Письма писать? Ладно, давайте просто сидеть». Снова и снова закидывает он удочку в надежде, что клюнет.
Но студенты притихли. Тогда, не видя даже кругов на воде, рыбак решает плюнуть на ловлю и просто наслаждаться прогулкой по пляжу. И тут наступает лучший момент занятия. Он заново читает стихотворение, а потом выбирает строчку или образ и медленно начинает говорить, ни к кому специально не обращаясь. Одна мысль рождает другую. Самому себе. Это же он утверждал, что нет ничего невозможного! Так ли это? Его английский - и в стихах, и в эссе - великолепен.
Мне кажется, что эксперименты Бродского с англоязычной рифмой - это следствие его абсолютной уверенности в идентичности законов языка. В русском он мог позволить себе все. Плюс всегда обязательное для него tour de force - "упражнение на сложность" Каковы могли быть его мотивы? Не стану их перечислять, тем более что ни один из них ничего не объясняет исчерпывающе, как всякая небольшая часть не позволяет достоверно судить о целом. Помните старую восточную притчу о слепых паломниках и слоне.
Те, ощупывая гиганта, долго спорили, что есть слон: веревка? О некоторой части причин обращения Бродского к англоязычному стихосложению я уже упоминал. Но главная причина - разумеется, это не более чем мое скромное предположение - заключается в том, что поэт, постоянно находясь внутри чужого языка преподавая на нем , начинает постепенно чувствовать его как свой родной.
Это все равно что в горах, поднимаясь все выше к заветной вершине, постепенно приспосабливаться к разреженной атмосфере высокогорья. Хорошо акклиматизированный альпинист способен на гораздо более сложную работу на высоте. От не прошедшего такую адаптацию он отличается не только повышенной физической готовностью, но и способностью к сохранению во время работы той ясности сознания, что позволяет ему в полной мере применить все профессиональные навыки.
Наступает момент, когда свой первичный импульс помните, "серафический"? Поэт очень часто ловит первую строчку своего стихотворения из обыкновенного лингвистического шума. Помните, "из какого сора растут стихи"?
Так вот, этот сор - не тема, а - деталь, импульс! Поэт мгновенно, бессознательно откликается на посыл, который дает ему язык.
И "разматывает клубочек". Я думаю, в случае с Иосифом Александровичем таковые посылы чередовались. Но так же, как и в многочисленных автопереводах с русского на английский, получившиеся новые тексты содержали в себе признаки автокомментария. То есть поэт сам решал, как интерпретировать и порой достаточно вольно ту или иную мысль в наиболее доступной для читателя форме.
Как переводчик самого себя также редчайший опыт! Переводя же себя, поэт в полной мере пользовался правом жертвовать смыслами оригинала, менять лексику и синтаксис поэтической строки, перестраивать частности, чтобы добиться большей точности и органики целого. Другим переводчикам его текстов этого не позволялось. Что вы думаете об этом? Недаром кто-то из советских критиков отметил, что лучшая проза в ХХ веке написана именно поэтами. Эссеистика Бродского синтезировала в себе достижения художника в обоих любимых им языках, в ней он и остается тем, кем является прежде всего, - поэтом "Большого времени культуры".
Этот комплекс сейчас испытывают все поэты, пишущие по-русски, если они, конечно, умеют читать. Сейчас писать так, как будто Бродского не было в литературе - мировой и отечественной, - совершенно невозможно.
Однако русская поэзия тем и хороша, что не исчерпывается одним, пусть и самым современным, магистральным направлением развития языка. Считаю, что уроки Бродского должны быть усвоены российской поэзией, и не в последнюю очередь важен здесь достигнутый с его помощью уровень ее взаимодействия с культурой европейской и мировой. Кстати, абсолютно убежден, что даже если и не сейчас, то совсем скоро российским переводчикам предстоит переосмысливать очень многие вещи, еще вчера казавшиеся бесспорными.
Ведь современный читатель уже усвоил уроки Бродского Я перевел его в году. Сейчас, с позиций нашего сегодняшнего знания о Бродском и Одене, эта элегия выглядит как настоящая автоэпитафия. Андрей Олеар - поэт, переводчик. Член Союза российских писателей. Автор нескольких книг лирических стихов, стихов для детей. Переводил с английского, французского, словацкого, греческого Первым в мире перевел на русский язык все англоязычное поэтическое наследие Иосифа Бродского Книга "Письмо археологу Выпустил книгу переводов "Леонард Коэн.
Избранные стихотворения" Живет и работает в Томске. Преподаватель "литературного мастерства" на кафедре истории русской литературы ХХ века филологического факультета Томского гос университета. Новости Новости компаний.
Наши проекты. Свежий номер. Бродский в школе по английскому имел твердую двойку, а в середине восьмого класса бросил школу совсем. Интерес к языку пробудился в нем только тогда, когда он стал писать стихи — в конце х годов. В начале го он написал «Большую элегию Джону Донну» — стихотворение, которое кажется основанным на глубоких знаниях английского поэта и его поэзии. На самом деле Бродский в то время знал о Донне «чрезвычайно мало, то есть практически ничего», рассказывал он позже, только «какие-то отрывки из его проповедей и стихов, которые обнаружились в антологиях».
Вызвал его интерес к Донну эпиграф к роману Хемингуэя «По ком звонит колокол»:. Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе: каждый человек есть часть Материка, часть Суши; и если Волной снесет в море береговой Утес, меньше станет Европа, и также, если смоет край Мыса или разрушит Замок твой или Друга твоего; смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе.
Кто-то из иностранных студентов-стажеров, учившихся в Ленинграде, принес мне книжечку Донна. Я всю ее перебрал, но искомой цитаты так и не нашел. Только позднее до меня дошло, что Хемингуэй использовал не стихотворение Донна, а отрывок из его проповеди, в некотором роде стихотворный подстрочник».
Только потом, во время норенской ссылки, Бродскому довелось изучить Донна глубже и на языке оригинала. Знакомство со стихами Донна привело к интенсивному знакомству с «метафизическими поэтами» — самым мощным течением в английской поэзии XVII века, — которых он читал с большим трудом, с помощью словарей. Это чтение, в свою очередь, привело к тому, что он стал переводить и Донна и Эндрю Марвелла на русский — блестящие переводы, однако настолько вольные, что скорее могут считаться подлинниками Бродского.
Чтение Донна, таким образом, совпало для Бродского с открытием Одена. Знакомство с этими поэтами означало, что взгляд Бродского еще больше сосредоточился на англоязычной поэзии, главными представителями которой для него дотоле являлись Роберт Фрост и Томас Стернз Элиот. В годы после ссылки он углубился в изучение английского языка, прочел огромное количество английских и американских стихов, большую часть которых выучил наизусть.
Он поглощал также романы, эссе и философские труды и приобрел с годами большой словарный запас. Однако для устной практики больших возможностей не было, что сказалось на его разговорном английском. Тем не менее американская студентка, посетившая Бродского летом года, записала в своем дневнике: «Его английский был неожиданно хорош для самоучки. Хорош не в грамматическом смысле, но в его умении выразить такое количество своих идей. Он шутил по поводу того, как плох его английский, но мне кажется, что при этом он гордился им и своими достижениями».
Тому, что Бродский мог выразить свои мысли вопреки «плохому английскому», не стоит удивляться, ведь человек мыслит не языком, а мыслями: «Приходят мысли, и я их формулирую на русском или английском.
